Я выстрелил упырю в голову, тот упал.
Брукс ворвалась внутрь.
Подбегаю к стене, направляю ствол на девять часов и расстреливаю девушку азиатской наружности с чёрным каре. Врубаю замедление хронопотока и заваливаюсь в ангар. Брукс отчаянно дерётся со здоровяком в камуфляже. Противник у неё матерый — успел активировать кулак света, а вторую руку — оснастить длинными багровыми когтями. Я и не знал, что так можно.
Мне не до этой парочки.
Метнувшись вправо, открываю огонь по чуваку в балаклаве, завёрнутой на макушку. Чувак заряжает в меня лайтболом — мои чары не действуют. Ну да, он тоже хрономаг. Уклоняюсь от стремительно летящего шара, делаю два выстрела, но больше не успеваю. Противник сокращает дистанцию. Отзываю пистолет, активирую кулак света, бью говнюка в солнечное сплетение. Вспышка отбрасывает эмиссара назад, я тут же выхватываю из ноосферы «барс» и добиваю врага точным выстрелом в голову.
Складываются пластины доспеха.
Падаю на колено, стреляю по ногам ещё одного бойца, швырнувшего в меня лайтбол. Мужик матерится, я вижу зелёное свечение исцеляющей ауры.
Второй выстрел.
Мозги хрономага разлетаются по бетону.
Брукс укладывает своего противника — я вижу кровавые брызги от её керамбитов, вскрывающих чужие артерии. После этого мы замираем, осматривая ангар.
Все эмиссары мертвы.
Ангар действительно освещён, только свет исходит от расставленных на полу цилиндрических ламп. Не спрашивайте, от чего они работают — явно не от электричества. У дальней стены я вижу стойку с оборудованием. Планшет, какие-то голографические развёртки, сенсорный пульт, штуковина, смахивающая на менгир... Куча индикаторов, мерцающие в воздухе столбики загрузки...
Выхватив из воздуха световое копьё, я метнул его в стойку.
Аппаратура вспыхнула, заискрила, начала плавиться и стекать на пол. Что-то взорвалось, разбрасывая вокруг мелкие детали.
Кимберли, убрав ножи, зашагала ко мне.
Я невольно залюбовался пружинящей походкой инструкторши и её стройной фигуркой.
— Ты знала кого-нибудь из них?
Брукс ответила не сразу.
— Одного.
— Боров с когтями?
— Он не боров. Это мышцы, дружок.
— Ладно тебе. Я хотел обстановку разрядить.
Останки планшета и пульта по производству плазмоидов весело полыхали. Голограммы исчезли, индикаторы погасли.
— Похоже, отбились, — сказал я.
— Проверим?
И мы откатились в нуль-пойнт.
Я сделал это быстро, практически не задумываясь. Вот что значит — практика...
Ангар практически не изменился. Разве что пропали трупы, а вместо них возникли очерченные мелом силуэты на полу. Ворота были затянуты красно-оранжевой лентой. В нескольких местах я заметил руны и подозрительные серые сферы с врезанными по экватору голубыми огоньками.
Рядом замерцало серое облако.
Не сговариваясь, мы шагнули в зону перехода, позволив темпоральному пузырю выдернуть себя в чужое пространство.
Хорн ждал нас на крохотном островке.
— Поздравляю, — сказал кварг. — Вы отменили коррекцию.
— Вряд ли МОР успокится, — я покачал головой.
— Нет, — признал теневик. — Не успокоится.
— У него стало меньше агентов, — резонно заметила Брукс. — Тех, кто мог бы управлять плазмоидами.
— Зато хватает тех, кто отправится за нашими головами, — я криво ухмыльнулся.
Видимо, не суждено дожить до экзаменов без приключений.
Глава 14
После отмены комендантского часа расписание вновь перекроили. И все те пропущенные дисциплины, что напрягали меня в Академии на прошлой неделе, с удвоенной силой обрушились на группу.
Неудавшаяся атака плазмоидов всё же имела ряд последствий.
У всех сохранились воспоминания о военном положении, комендантском часе и учебных тревогах. Преподаватели сделали отметку поиметь нас в будущем и с энтузиазмом начали реализовывать этот сценарий.
В среду мне пришлось столкнуться с портальной экономикой, альтернативной культурологией, основами магии и новейшей российской историей. Ни одной пары по боевым искусствам, медитациям и тактической подготовке. Куратор сказал, что до конца недели всё утрясётся, а пока мы компенсируем пробелы в академической программе. Собственно, выживание и ган-ката были единственными предметами, которые вселили в меня уверенность, что день не прошёл зря.
Альтернативная культурология оказалась прикольной штукой. По сути, мы изучали прикладную разновидность этой науки, делая упор на религиозный, политический и экономический компоненты. Приходилось непрерывно сравнивать и искать параллели, анализировать, делать выводы о мировоззрении людей из других вселенных.
Отправными пунктами для анализа служили бифуркации.
К примеру, в Чайнворде социализм развился исключительно на просторах Китая. В России случилась революция, к власти пришли большевики, но гражданскую войну они так и не сумели выиграть. В итоге СССР не образовался, а некогда великая страна превратилась в сборище разрозненных анклавов. Возникли такие государства как Лифляндия, Республика Крым, Татарская Автономия, Бессарабия, Бухарский эмират, Хивинское ханство... Всего и не перечислишь.
Китайская компартия была основана в 1921 году, а уже с начала тридцатых Поднебесная развернула активную экспансию во всех направлениях. Пока в моём мире Сталин кошмарил страну, азиаты Чайнворда приступили к поглощению территорий бывшей России. Чайнворд непостижимым образом проскочил Вторую мировую, а краткосрочную торговую войну с США выиграл Китай.
Итог известен.
Чайнворд подобен Моноземле, только с узкоглазым коммунистическим колоритом. Эти процессы, естественно, наложили отпечаток на мировую и европейскую культуру. Целые направления в искусстве так и не возникли. Известные писатели творили в совершенно ином контексте. Никогда не вручалась Нобелевская премия. Отсутствовало понятие «фашизм». Не было стиляг, джаза, Хемингуэя и Булгакова. Зато возник своеобразный жанр уся, в котором главными героями выступали социалистические военные комиссары.
Как вы понимаете, с диссидентами безжалостно расправлялись. На русском языке разговаривала крохотная диаспора интеллигентов, сваливших на острова в Атлантическом океане. Ай Вайвэй был расстрелян, а Семена подсолнечника никогда не разбрасывались по Турбинному залу. И, кстати, в современном Чайнворде напрочь отсутствует аниме.
Все эти изменения, как сказал препод, трансформировали и массовое сознание посткитайцев, заложив в них самобытный культурный код. Поэтому вести переговоры с Чайнвордом сложно — у российских дипломатов нередко возникало чувство общения с инопланетянами.
После бесконечных лекций я направился в кабинет куратора группы с нескрываемым облегчением. Вулф не особо придирался к конспектам, но умел образно доносить до студентов весь трэш, с которым столкнулся во время своих многочисленных путешествий. Точнее — рейдов. Викинг в молодости служил в каком-то засекреченном подразделении и, насколько я понял, не гнушался диверсионными операциями...
— Раз уж мы в Брянском дистрикте, — заявил куратор вместо приветствия, — поговорим о Стуже.
— Чего там обсуждать, — пробухтел Прохор. — Холодища, ничего нету...
— Удивительно точное определение, Пантелеев, — Вулф совершенно не обиделся. — Там ледниковый период и загорать особо негде.
По аудитории прокатились смешки.
— Но утверждать, что на Стуже ничего нет... по меньшей мере глупо, — завершил свою мысль куратор. — Как вы думаете, с какого перепуга Вечерняя Звезда построила за вратами своё торговое представительство? Молчите?
Рука Нарбута привычно взметнулась вверх.
— Печень шардакков, — тихо произнёс Громов.
— Да, — согласился Вулф. — Печень шардакков.
— Это ещё что? — опешил оружейник.
— Пусть Громов объяснит, — предложил куратор. — Он хорошо разбирается в механизмах клановой торговли.
Мне показалось, или куратор подколол наследника Стерха?
Блондинчик вздохнул.